при Хохкирхе Барсевиш оказался рядом с королем на участке прусского крыла, который подвергся атаке австрийцев. На него обрушился густой град мушкетных пуль, большинство из которых были направлены в грудь и лицо стоящих людей. Совсем рядом с королем майор фон Хаугвиц был ранен в руку, а вскоре после этого еще один шар угодил в шею королевской лошади. Неподалеку от места, где стоял Барсевиш, фельдмаршал фон Кейт (фаворит короля) был сорван с лошади снарядом и погиб на месте. Следующим пал принц Вильгельм Брауншвейгский, бригадир полка Барсевиша, пробитый насквозь мушкетной пулей и замертво упавший на землю. Его испуганная лошадь, безупречно белый жеребец, почти полчаса скакала без седока взад и вперед между линиями. Чтобы справиться с нервами, Барсевиш и окружавшие его молодые дворяне затеяли легкомысленный балаган:
В самом начале боя я имел честь наблюдать, как мушкетный шар пробил козырек моей шляпы спереди, чуть выше головы; вскоре после этого второй шар пробил большой вздернутый обод на левой стороне шляпы, так что она упала с моей головы. Я обратился к фон Герцбергам, стоявшим неподалеку от меня: "Господа, должен ли я снова надеть эту шляпу на голову, если она так нужна императорам?" "Да, надеть, - сказали они, - шляпа делает вам честь". Старший фон Герцберг взял в руки табакерку и сказал: "Господа, возьмите щепотку храбрости! Я подошел к нему, взял щепотку и сказал: "Да, храбрость - это то, что нам нужно". Фон Унрух последовал за мной, а брат фон Герцберга, самый младший, взял последнюю щепотку. Как раз в тот момент, когда старший фон Герцберг взял из коробки свою щепотку нюхательного табака и подносил ее к носу, в него полетел мушкетный снаряд и попал прямо в лоб. Я стоял рядом с ним, посмотрел на него - он вскрикнул "Господи Иисусе", повернулся и замертво упал на землю.36
Именно благодаря этому коллективному самопожертвованию молодых людей - обратите внимание на присутствие трех братьев фон Герцберг на одном участке прусской линии! - юнкерское дворянство заняло свое особое место в составе Фредериканского государства.
Подавляющее большинство рассказов о сражениях от первого лица принадлежит офицерам, в основном дворянского происхождения, но это не должно затмевать феноменальную жертвенность более скромных людей на поле боя. На каждого офицера, погибшего в битве при Лобосице, приходилось более восьмидесяти рядовых солдат. В письме к своей семье кавалерист Николаус Бинн из Эркслебена под Остербургом в Альтмарке сообщил о двенадцати погибших среди людей из его родного округа, включая Андреаса Гарлипа и Николауса Гарлипа, которые, должно быть, были братьями или кузенами, и обнадеживающе добавил: "все, кто не назван умершими, находятся в добром здравии".37 6 октября, через пять дней после сражения, Франц Райсс, солдат Хюльзенского полка, описал свое прибытие на поле боя. Как только он и его товарищи выстроились в линию, пишет он, они попали под сильный австрийский пушечный огонь:
Итак, сражение началось в шесть часов утра и продолжалось среди грома и стрельбы до четырех часов пополудни, и все это время я стоял в такой опасности, что не могу не благодарить Бога за то, что он сохранил мое здоровье. При первых же пушечных выстрелах нашему Крумпхольцу пушечное ядро пробило голову, и половину ее разнесло, он стоял рядом со мной, а мозги и череп Крумпхольца брызнули мне в лицо, и пушку снесло с плеча, но я, слава Богу, остался невредим. Теперь, дорогая жена, я не могу описать, что произошло, потому что стрельба с обеих сторон была так велика, что никто не мог расслышать ни слова из того, что говорили, и мы видели и слышали не тысячу пуль, а многие тысячи. Но когда мы перешли к полудню, враг обратился в бегство, и Бог даровал нам победу. И когда мы вышли на поле, мы увидели, что люди лежат, и не один, а три или четыре, лежат друг на друге, некоторые мертвые, без головы, другие без обеих ног, или без рук, короче говоря, это было удивительное зрелище. Теперь, дорогое дитя, только подумай, что мы должны были чувствовать, мы, которых покорно вели на бойню, не имея ни малейшего представления о том, что нас ждет.38
После окончания боя поле боя превращалось в хаос. Остаться раненым на поле боя могло стать жалкой участью. В ночи, последовавшие за сражениями при Цорндорфе и Кунерсдорфе, поле боя оглашалось криками прусских раненых, которых добивали казачьи легкие отряды русской армии. Даже избежав преднамеренной жестокости, раненые солдаты нуждались в решимости и удаче, чтобы выжить. Прусская армия имела относительно большую и хорошо организованную по тогдашним меркам службу хирургической помощи, но в беспорядке после боя (особенно проигранного) шансы вовремя найти дорогу к надлежащей помощи могли быть очень малы. Качество лечения варьировалось от хирурга к хирургу, а средства для обработки инфицированных ран были весьма примитивными.
После Лейтена, где мушкетный шар пробил его шею и застрял между лопатками, Эрнсту фон Барсевишу посчастливилось столкнуться с пленным австрийским солдатом, который оказался бельгийцем, окончившим хирургическую школу при Лионском университете. К сожалению, у бельгийца больше не было его прекрасных хирургических инструментов для работы - прусский похититель забрал их в качестве добычи. Однако, используя "очень плохой и тупой нож" сапожника, он смог выбить шар из спины Барсевиша с помощью "десяти или двенадцати разрезов". Меньше повезло товарищу Барсевиша барону Гансу Эдлеру фон Путтлицу, чья нога была разбита выстрелом из канистры и воспалилась, пока он лежал на холоде без присмотра две ночи и один день. Пленный хирург сказал ему, что ампутация ноги ниже колена - его единственная надежда, но Путлитц был слишком растерян или напуган, чтобы согласиться. Инфекция постепенно распространилась, и через несколько дней он умер. Незадолго до смерти он сказал Барсевишу, что был единственным ребенком своих родителей, и умолял проследить за тем, чтобы им сообщили место его погребения. "Эта смерть меня очень тронула, - писал Барсевиш, - потому что это был молодой человек лет семнадцати, и из своей раны он наблюдал, как приближается его смерть, медленно, час за часом".39
Семилетняя война, в отличие от Тридцатилетней войны предыдущего столетия, была "кабинетной" войной, которую вели относительно дисциплинированные войска, оснащенные и снабжаемые своими правительствами через относительно сложные логистические организации. Поэтому она не была отмечена той всепроникающей анархией и насилием, которые травмировали население немецких территорий в 1630-1640-х годах. Однако это не означало, что гражданское население оккупированных территорий или театров боевых действий не подвергалось произвольным поборам, репрессиям и даже зверствам. Например, после вторжения в Померанию шведы потребовали от соседнего Укермарка
